Неизданное интервью с Андреем Мисиным 1992 года.

Это интервью было взято зимой 1992 года. Мы тогда с друзьями пытались сделать в Москве музыкальный журнал. Попытка не удалась. А вот интервью осталось.

Остался и интерес к этому человеку.

Вскоре Андрей пропал. Перестал появляться на телеэкране пусть даже те редкие разы, которые были до этого. Лишь один раз его изображение проскочило в каком-то репортаже. Помню театральную сцену, пустой зал, информацию о том, что Андрей Мисин вроде бы принимает участие в какой-то постановке, пишет музыку для театра…

И всё! Потом опять надолго тишина!

В конце 90-х я с удивлением наткнулся на Горбушке на его диск "Медленные сказки". Ага, значит, творческие передвижения все-таки происходят! Но все равно, казалось, что он находился в тот момент где-то очень-очень далеко. Предположения были разные. Не самое худшее из них то, что он уехал из страны, возможно даже в ту же Америку, где его музыка - горький парадокс! - казалось, была больше востребована и как-то органично (помнились его слова из интервью) ложилась на "их" традицию.

Снова об Андрее Мисине я вспомнил недавно. Не знаю почему. Видимо, всему свое время. Спросил у старых друзей, - не знают ли где он? В ответ был совет зайти в Интернет, мол, кажется, он где-то там, в виртуале. Ну, а дальше было все просто…

Огорчает, что до сих пор, судя по всему, нет официального сайта. Надеюсь Андрей простит мне мою самодеятельность и то, что это давнее интервью появилось на сайте Сетевого Клуба без его ведома.

Вполне допускаю, что в интервью что-то устарело. Сейчас были бы другие вопросы и ответы. 92 год, из доступного - только виниловая пластинка "Чужой", музиндустрия захлебывается информацией "оттуда" и валом своей продукции, которой тщится доказать, что умеет не хуже. Не умела и до сих пор едва ли научилась.

Намерено опускаю здесь подробные оценки его песен. Да простят меня поклонники, не все мне в его песнях нравится. Ну, к примеру, некоторая местами назидательная серьезность. Мисин-композитор и аранжировщик мне кажется интересней Мисина-певца - у него есть удивительная по красоте и звучанию музыка! Но всё это - мои трудности, и они не отменяют очевидного. Не отменяют не обращающей внимания на суету кругом серьезности другой, - серьезности и честности отношения автора к своему делу. Не отменяют вот этой гениальной формулы, в которой 95 процентов отменного ремесла и 5 - таланта. И не отменяют, наконец, вот этого равенства автора, художника самому себе, которое, как и закономерная в таких случая искренность, дорогого стоит.

Пафосно? Вполне возможно.
С уважением…
СЕРГЕЙ ИВЕР сентябрь 2005 г. Москва

БЕСКОНЕЧНЫЙ ПОЛЕТ ЗА ЗВУКОМ

Андрей Мисин: "Вот такая, в общем, жизнь, как у всех…"

Когда друзья посоветовали мне купить его пластинку, я отказался. Мало ли пластинок вышло за последнее время, всех не переслушаешь. Медлил. Купить - это значит вроде как уж если не любовь, то точно уважение. Когда потом у тех же друзей пластинку прослушал, опять медлил. Но уже с умыслом. Понял, что при первом же удобном случае!..
Предполагать же, что буду ехать в один из окраинных районов Москвы?! Брать интервью! Это было уже слишком.

И вот еду...

- Андрей, ты появился вдруг два года назад сразу как сложившийся музыкант. Событие загадочное. Что этому предшествовало, родители, детство?..

- Ну, я не знаю, насколько это важно для формирования дальнейшего музыкального вкуса. Скажем так, все детство я слушал советскую популярную массовую музыку в исполнении своих родителей и их друзей. Люди часто собирались компаниями, пели песни, тогда все было как-то проще, веселей. Что самое интересное, мои родители вместе с друзьями пели не те старинные песни, типа "По дону гуляет…" или "Из-за острова…", которые сейчас принято орать в компаниях, они пели песни Бабаджаняна, "Голубую тайгу" - все то, что было тогда так популярно. При этом отец играл на аккордеоне и, собственно, пытался научить меня. Вообще, получилась такая история, что я очень рано, лет с семи начал подбирать музыку на аккордеоне, как бы аккомпанируя этим песням.

Я родился под Ленинградом, в городе Лодейное Поле. После чего мы с родителями много переезжали, и музыкальное образование я начинал в городе Актюбинск, потом Джамбул. Как и все дети, которых учат играть на народных инструментах, я всячески открещивался от этого. Даже несмотря на то, что в Рудном, во дворе дома, где мы жили, было музыкальное училище. Я под самыми окнами этого училища гонял в футбол и хотел стать футболистом. Но потом решил стать медиком, поступил в медицинский институт и два года проучился на лечебном отделении.

В Рудном было мало музыкальной информации. После этого - Челябинск. Сравнительно большой город, и туда поступала правильная информация. Битлз, Криденс, Хендрикс, Крим… И когда я услышал Эмерсона, я понял, что медицина мне не грозит. Я бросил все и начал этот круг заново. В 1971 году пошел в армию, потом поступил в училище, потом консерватория, теоретико-композиторский класс. После этого случилось так, что я переехал в Москву. А для того, чтобы в Москве что-то сделать, пришлось года два-три просто тупо знакомиться с людьми, музыкантами. Что называется, вживаться…

Пожалуй, это самый сложный момент в жизни музыканта любой страны. Стандартный вариант - человек приезжает в Нью-Йорк, никого не знает и первые года два работает таксистом, чистильщиком. Но он не просто работает, он заводит круг знакомств. Так получилось и здесь. Я работал в системе организаций Москонцерт, после этого в Ярославской филармонии. Потом, когда знакомства достигли какого-то определенного уровня, получил возможность записываться в студии. После двух-трех магнитоальбомов непонятной музыки постепенно вырулил к той музыке, которую пишу сейчас. Первый альбом назывался "Пятый угол". Забавный альбом, с очень интересными мыслями, но очень непрофессионально сделанный, просто тогда я этого еще не умел. Человек часто очень много о себе думает. Ему кажется, что он может это сделать, но на самом деле он может это сделать только после ряда практических шагов. Пока он научится, что называется, в студии правильно подавать материал, сцену ногами ходить…

Мне пришлось полностью искать манеру пения своих песен. Я думал, что достаточно спеть просто одним из известных вокальных стилей. Оказалось, нет. Бывают люди, которые рождаются с уже заложенным ядром. Здесь искать ничего не надо, природой найдено. Например, Моцарт. А бывают те, которые очень долго себя слушают. Как Илья Муромец, - до тридцати трех лет на печке пролежал. Критический возраст. Это я сейчас рассуждаю так, а тогда это происходило непроизвольно, и только потом я санализировал ситуацию и понял, что это устоявшееся, мифологическое событие. Человек до возраста Христа ищет, учится, а потом начинает отдавать, тоже учиться, но уже при найденном зерне. Труднее всего - найти это зерно. Надо поиграть различную музыку, сконцентрироваться… Я играл и джаз, и рок, и авангард. Ресторанная практика большая. Надо было от всего этого откреститься, наиграться так, чтобы не было больше желания играть, найти ту единственную звуковую окраску… Каждый делает то, что ему не хватает у других. Примерно так.

- Ты доволен пластинкой?

- Ну, нельзя сказать, что не доволен. Я считаю, если человек доволен пятьюдесятью процентами того, что есть на пластинке, то это успех. Успех внутренний, для себя. Я имею в виду тот материал, который на пластинке, а не качество печати и пластмассы, которые у нас в стране очень низкие. Запись на оригинале в студии и то, что выходит потом на пластинке - это земля и небо.

Материал на пластинке процентов на семьдесят меня удовлетворил. Он даже сейчас, через три года после записи, не устарел. И у людей точно такая же реакция. Вроде, длинные песни, а пластинка слушается на одном дыхании. Тут, я думаю, определенную роль сыграло то, что песни писались на темы, выходящие за повседневность. Такой материал не принадлежит моменту, он растекается по времени. Я очень люблю такого плана звучание, такую форму подачи. Да и поэзия… Она как бы сцементировала всё. Не удался звуковой вариант "Фауста". Вступление нормальное, а потом неправильные инструменты… Я писал тогда на инструментах под названием "на чем придется".

- Твои песни похожи на притчи. Аллегоризм, некоторая дидактичность. "Ангел сна" более мелодичен. "Четыре тайны" - таинственны…

- "Четыре тайны" - просто эксперимент. Эксперимент написать просто красивую песню, не упрощаясь до рамок поп-музыки. При всем при этом, слова должны быть очень простыми, доступными. Но парадокс в том, что именно эта песня не читается людьми в моем исполнении. Вся остальная энергетика альбома перебила ее. Жаль. Там есть какая-то своя правда. Сейчас мы сняли клип. Думаю, после нескольких эфиров она пойдет.

- Вот-вот, про энергетику, эстетику пластинки…

- Эстетика пластинки была такая: от тьмы, через "Ангела сна", через проблемы земли, через "Молитву атеиста", потом приход Христа, отрицание, и в итоге человек остается на земле просто один на один с какими-то обыкновенными вещами. Концептуально это так. Но при всем этом, песни, выдернутые поодиночке, обладают каждая совершенно самостоятельной ценностью. Люди стали просто делиться, любящие так сказать, полетать - это "Ангел сна", набожные - "Чужой", рокеры - "Звезда и крест"… Не только рокеры, я показывал эту музыку композиторам на Бродвее. Из всех песен они запали на две, на "Звезду" и "Четыре тайны".

- Концепция пластинки. Волшебное, даже романтическое слово откуда-то из нашей не очень далекой юности, когда редко удавалось слушать хороших исполнителей.

- Это то, о чем я говорил. Зерно предполагает в дальнейшем относиться к каждой появляющейся песне исходя из критериев этого зерна. Потом они склеиваются между собой, и вопрос только в том, на какое место поставить каждую песню.

- То есть, все они, песни, появившиеся в определенный промежуток времени, "уже" объединены? Существуют какие-то особенности в сочинении песен?

- Нет Обыкновенно, Как у всех. Это непознаваемо.

- Так значит "Чужой" - это Христос? Глупый вопрос…

- Я не знаю. Я писал ее просто как балладу. Через полгода мне сказали, что это музыка о Христе. Для меня иногда гораздо больше значат просто окраска слов, сама ситуация, все эти обороты, лес, свечи, пальцы, которые горят, жаба, молоко. Часть моих предков была лесниками.

- Как у тебя взаимоотношения с жанрами? Ты берешь то, что тебе нужно?

- Со мной все очень просто. Появляются стихи, музыка или наоборот, и потом, самый главный момент - подумать как можно подать эту музыку. Все должно быть написано внутри. На втором альбоме у меня есть ну о-очень крутые вещи!.. Знакомые мне говорили, что, мол, старик, а не перемудрил ли ты? Я долго слушал, заходил в студию, писал и слушал, писал и слушал. В результате последняя песня, "Черный день", вдруг обрела стандартную сонатную форму, когда есть вступление, экспозиция, разработка, реприза и кода. И все это за четыре минуты! Я тебе поставлю...

- Похоже, ты являешься первым и последним исполнителем своей музыки?

- Мне многие знакомые говорят, что я самый счастливый человек. Я пишу то, что мне нравится и при этом имею аудиторию. И я знаю, что наступит тот период, когда я начну углубляться в само слово "композиция". Сейчас же это все кирпичики. Пробы. Иногда я даже неправильно пою, но я не певец, пришлось самому учиться этому, материал не живет вне исполнения. И когда я тем же друзьям говорю, мол, может кто-то споет, они говорят, - старик, окстись, это же будет нелепо!..

- И ты ни для кого не писал специально?

- Пробовали петь и Валера Леонтьев и Лайма Вайкуле. Леонтьев даже одну песню выпустил у себя на пластинке. Но это было настолько неправильное прочтение материала!.. Они хорошие ребята, хорошие певцы…

Я мог бы доверить свою музыку при одном условии, - она будет петься на английском языке и целым театром.

- А на немецком?

- В смысле, не на русском. На русском произошла та трагическая вещь, когда материал, мною зафиксированный, вне меня уже не воспринимается. Представь себе первую пластинку, на которой каждую песню поют разные исполнители. "Ангела" - очень высокое сопрано, "Сельское кладбище" - очень классно, допустим, Мюррей Хэд, с таким, очень крепким голосом. Мне удалось с помощью аранжировки передать настроение слов. Люди в Канаде, Америке, не понимая ни одного слова, подходили и рассказывали о чем эти песни.

- Нет желания обратиться к театру?

- Есть желание обратиться к мюзиклу. Но в нашей стране этот жанр абсолютно не развит и должен пройти еще свою эволюцию. Пока он это сделает, я успею умереть.

- Как "Иисус Христос - суперзвезда"?..

- Да, но с большим количеством оперных голосов.

- У тебя звучит целый симфонический оркестр…

- Я все записал на клавишах. Пока в самом оркестре нет нужды, да у меня и денег нет, чтобы его оплатить, но не это главное. Я пишу на клавишах так, как меня это устраивает. При переходе на сценический вариант я отдам так называемые "болванки", на которых слышны все партии, и для каждого состава исполнителей местный аранжировщик все будет делать сам.

- Кто ты, артист или композитор?

- Сидя дома, думаю, да пошла она, эта сцена! Выходя на сцену и после удачного концерта, думаю, вроде, артист.

- Как ты относишься к такому утверждению, что человек пишет, допустим, русскую музыку не благодаря тому, что он русский, а, скорее, вопреки этому?

- Никогда не задумывался. Я пишу музыку, которая звучит у меня в голове. И по своим корням я не русский.

Ты хочешь сказать, что "Ангел" - русская песня? Да это обыкновенное испано-итальянское барокко. Возьми, сыграй это на клавесине. Просто я связал все это воедино через себя. Мне нравится от русского… Знаешь, что сказала мой педагог по гармонии? У вас удивительно сочетаются две вещи: трагический Мусоргский и эпический Бородин.

- И кто же из них на самом деле оказал влияние?

- Абсолютно все! Шостакович, Прокофьев. Но при этом люблю музыку Оливье Мессиана или, допустим, Бэлы Барток. При всем при этом, музыку Мусоргского слушать более десяти минут просто не могу. Скажи мне, можно разделить музыку Мусоргского, Бородина, Прокофьева, Шостаковича? Они в едином процессе. Это переходящая музыка. Без одного не было бы другого. Без Битлз не было бы, допустим, Эмерсона или Рика Уэйкмана. Этой непрерывности мы, к сожалению, лишились. Для того чтобы в Америке появился рэп, надо было пройти все стадии: электрик, хип-хоп и пр. Наши ребята почему-то решили, что рэп - это просто танец, прыжки. А это настоящая культура американских негров, живущих в больших городах. Мы считаем, если есть где-то идея, мы ее взяли и вот уж короли! Ничего подобного. Любая идея проходит эволюцию. Любая!

- На дворе экономический упадок. Словно конец света, все лихорадочно наслаждаются. Неизбежна пошлость. И вдруг такое вдумчивое отношение ко всему…

- Живя в Алма-Ате, я уже пробовал писать музыку подобного направления. В человеке это либо есть, либо нет. Я могу рассказать тебе интересную вещь. Никому не рассказывал. Мой отец, очень серьезный человек, иногда давал крутого. И вот в детстве, когда он очень громко меня ругал, я начинал плакать, у меня появлялось такое ощущение, будто я зависаю в углу комнаты и наблюдаю эту сцену ругани со стороны. Невозможно описать! Я с детства абсолютно точно воспроизводил ту же информацию, которую выдаю сейчас. У меня ни разу не было желания, возможности и попытки написать что-то специально, скажем, шлягер. Пишу только то, что где-то уже заложено. Еще 1977 году в Алма-Ате, когда я записал первый вариант своих песен, музыканты говорили, что так это делать нельзя, это не музыка, это не может соединяться таким образом. Хотя я специально ничего не придумывал. Странная вещь. Любовь к одним и тем же книгам, стихам, предметам…

Мне говорят, что я пишу между стилей. Для меня же это означает не между стилей, а какой-то порядок между ними.

И вот это ощущение того, что у меня все внутри, что я уже какие-то жизни жил, ощущение полета, по ночам бесконечные сны полета… Все это складывается в одно. Не религия, а набожность, легкий элемент набожности в моем творчестве для меня означает в первую очередь порядок вещей. Где-то я читал, что русский человек верит не в самого Бога, а в веру. Так вот это - я. Четкий порядок вещей, вера, что человек может эту веру очищения пройти только через искупление победой. Всё! Я не догматик. Я некрещеный. Хотя, вопросом тебе на вопрос. Скажи, что для тебя важнее, неизвестность, окрестил ли тебя Бог во время твоего рождения или известность крещения через церковников на земле? Я считаю, что Бог меня и так отметил, дал возможность сочинять. Замечательно сказал Виктор Татарский, - в России можно жить некрещеным, страшно некрещеным умирать.

Мне нравится в православии мечта о Храме. Когда я смотрю на храм, испытываю невероятное количество эмоций. Когда захожу внутрь - хочется выйти. Не люблю посредников. Я согласен общаться с людьми, но на их уровне и где-нибудь в такой тиши!.. На меня больший эмоциональный эффект производит католико-протестантская звуковая культура. Абсолютно четкий порядок составляющих ее компонентов! Вязкость русской хоровой музыки, непрерывность, безкаденциозность, - все это хорошо, но моя музыка квадратна. Вполне четкое деление, дробление. Другое дело, что потом эта квадратность каким-то образом преодолевается, это дает беспрерывность материалу, и он понимаем. Иначе она потерялась бы. Возьми Шостаковича. Совершенно четкая логическая, математическая структура, преодолеваемая мелодизмом. Я не могу делать два дела одновременно, не могу порхать по каким-то там придуманностям.

- Ты играешь на многих инструментах…

- Я владею тем джентльменским набором, который присущ любому музыканту. Все гитары, клавишные, опять же, аккордеон. Другое дело, я из каждых клавишных умею извлекать звуки натурального инструмента.

- Это возможно?

- Это возможно.

- Ты всегда работаешь живьем?

- Давай мы о фонограммах вообще говорить не будем. Под фонограмму - исключительно тогда, когда качественно озвучить невозможно. Тогда бессмысленно петь! Это называется "убивать свою музыку". Лучше отказаться.

- Образ жизни?

- Беспрерывное желание по утрам послать все это очень далеко и уйти в лес рубить дрова. Потом прикосновение к звуку и бесконечная погоня за ним в течение дня.

- Как ты работаешь в студии?

- Я работаю в то время, которое мне дают. До упора. Можно работать и 5-6 часов, но это не значит, что приезжая домой, удается отключиться.

- Как дочь относится к твоей музыке?

- Нормально.

- Ей нравится?

- Не знаю. Нет, кое-что нравится. Но это же дочь… Пусть только скажет, что ей не нравится!

- Существует проблема восприятия за границей?

- У меня - нет. Я сознательно задавал себе этот вопрос. Ты знаешь какой был ломовой успех!..

- Публика иноязычная?

- Я не общаюсь с эмигрантами. Вообще! Это сопли. Уважаю 5-6 человек. Нуриев, Барышников, Ростропович, Вишневская, - именно тех людей, которые и там имеют вес не как эмигранты. Они там занимаются тем же, чем занимались здесь, на том же уровне, нисколько не пытаясь вживаться. В них вживается страна.

- Твоя сверхзадача?

- Она всегда одна. Самовыразиться. Поймать беспрерывность музыки, чтобы, не дай Бог, не произошло оскудение мысли, чтобы не пасть низко, все мы люди… Творчество спасает от всего. Музыка вынимает из любого состояния.

- Когда выйдет вторая пластинка?

- Она должна была уже выйти. Давно записан материал, но оттого, что сейчас непонятные экономические законы, люди боятся что-то выпускать. Мечтаю в этом году записать еще две.

- А где клипы? Это можно здорово снять!

- Я ждал, пока выдохнутся наши клиперы, которые высасывают из пальца. Клип должен сниматься на хорошую музыку. На ту бездарность, на какую снимается у нас…- это не клипы, это фантики. Музыкально сказать нечего. На западе люди снимают по высшему разряду. А здесь от бедности и получается бедно. Есть удачи, но, как правило, они характеризуются нашим русским стебком. Что "Страна Лимония", что "Я не люблю тебя". Это та грань, которая нас характеризует. Либо христианствование, либо стебок. Но когда начинают подделываться под запад, сдирать куски!.. Стараемся делать рэп или там рок-клипы. Тот же Хлебородов снял Ситковецкого. Но это уже давным-давно было, это для дураков, которые ничего не знают.

Я сейчас не то, чтобы снимаюсь… Буду снимать по своим сценариям, абсолютно все продумывать, никаких вольностей. Я знаю чего я хочу. Но когда мне предлагают ехать снимать "Чужого" на болото, потому что там квакают лягушки и есть болотные огни!..